Алекс Гарридо


Родился однажды. Живу до сих пор. Храни нас Бог. Вот и все.
Публикации - в "Среде обитания", в "Насеко-мом", в "Западе России", в "Стрекозе" (Вологда). Еще - в "НЕстоличной литературе" (а также на сайте изд-ва "НЛО").

Адрес раздела на СИ: http://www.zhurnal.lib.ru

Еще ряд текстов представлен на http://gondola.zamok.net




АСИММЕТРИНЫЕ СТИХИ

::
::
::
::
::
::
::
::
::




***
Немыслимое мужество беспечности,
непоправимо родственное мне,
когда на волосок от бесконечности
ты ловишь искры мимолетных дней.
Ты обжигаешь пальцы, ты качаешься
на волоске, натянутом судьбой.
Но никогда ты насмерть не отчаешься -
и вечность улыбается тобой.




Колыбельная для двух голосов

На тайной стороне Луны
живет печальный человек.
Он видит радужные сны,
не размыкая тонких век.
И ледяною пеленой
его окутывает мрак.
Но постучать в мое окно
он не осмелится никак.

А он боится темноты,
совсем как ты.


А он в окно мое влюблен,
в его далекий теплый свет,
он сочиняет белый сон
прозрачным снам моим в ответ,
он счет ведет моим шагам,
и так глаза его зорки:
он разбирает по слогам
моих надежд черновики.

И он их учит наизусть
от слова "пусть…"


Шагами меряя Луну,
он слышит стук в моей груди.

И даже если все уснут,
ты не останешься один.






***
Дня не узнаю: разве этот
обещался заглянуть с утра?
Ночь уходит прочь. До рассвета
с нами засиделось вчера.
Из вчерашних чашек вчерашний
чай не обжигает рта.
Позже выйти из дому, раньше -
это не решит ни черта.
Там, за переулком коротким,
за углами серыми, там
ехать на вчерашней маршрутке
по вчерашним делам.
Может быть, мы просто устали,
просто нам теперь все равно?
Отвечай, твоими устами
истина - что мед и вино.
Может, ты и вправду свободней,
может, ты и вправду живешь,
может, нас догонит сегодня,
если ты его позовешь.





***
Игра теней на фоне двери:
друг в друга проросли живьем
приобретенья и потери
по обе стороны ее,
как эдакий король крысиный
с зубами, о семи хвостах.
А я - Щелкунчиком: в лосинах,
в кафтане красном и в усах.
Я погляжу, как в пасти черной
Играют блики на зубах.
Я сабелькою золоченой
крест-накрест и вокруг себя!
Ненастоящему герою
не одержать семи побед:
я нараспашку дверь открою
в надежде совершить побег.
Но: беглецом в кафтане алом
метаться в проходном дворе
нельзя.
           Ты видишь, все пропало,
и мне не выйти из дверей,
и если не придет подмога,
меня не сменят на посту,
то здесь, у этого порога
игрушкой крашеной паду
в мундире, празднично блестящем…
Но ты, печальна и горда,
в руках качая, настоящим
ты назовешь меня тогда.





Soprano

Когда ты закроешь глаза, запрокинешь лицо,
С пугающей легкостью звуки исходят из горла,
И звонко трепещет оно, обнаженное гордо,
И в этом родство твое с зябликом или скворцом.
И нам остается почти суеверно застыть
В боязни нарушить вот то состояние мира,
В котором возможно так царственно,
                                                голо и сиро
Собой пребывать, как сейчас это делаешь ты.
Мы тоже, мы тоже - когда-то, когда-нибудь, но
Однажды сумеем, мы станем такими, как надо,
А если б не это, какая тогда бы досада
Нам радость прожгла, что кому-то, а нам - не дано.




***

Он шел по реке. Ему ветер ложился на плечи,
Под вечер ложился на плечи ему отдохнуть.
И крадучись осень за ним занимала поречье,
В ладони дерев рассыпая веселую хну.
Он шел, выдыхая сквозь полое таинство флейты
Последнюю веру в приют и ночлег и очаг.
И льнуло к нему вместе с ним уходившее лето,
Усталые ветры сложив у него на плечах.
Шиповником алым, в шипах, за суму и одежду
Поречье цеплялось, вцеплялось, во след голося.
Он шел отступая, спасая себя и надежду,
Из осени, как из пожара ее вынося.
Любимый, я помню: он шел не спеша и не медля,
И что-то твое в нем мерещилось, что-то мое.
С тех пор, что ни осень, все туже затянуты петли,
Все крепче силки, тяжелее душа на подъем.
Ее придавили тяжелые влажные комья
Осенней земли, и спасенья от осени - нет.
И все нам чужие, кто видел его и не помнит,
Кто не обернулся ему, уходившему, вслед.




***

и шелком горло он повяжет
от холода и выйдет прочь
и запахнет пальто и скажет
что вовсе эта ночь не ночь
а черный день и почему бы
ложиться спать в такую рань
и гулом наболели губы
а слов не стало лезет дрянь
молчать не сможет будет злиться
решит что нечего сказать
домой под утро возвратится
и ляжет спать
к обеду и озноб и кашель
и плохи все его дела
он ничего тебе не скажет
ты ничего и не ждала
а если холода боялся
зачем на улицу пошел
и не спасает от ноябрьской
простуды шелк
а у него тоска под вечер
и не придут к нему друзья
ему себя утешить нечем
к тебе нельзя
забыта на столе прокиснет
еда но что нам до еды
и это только день
из жизни
при чем здесь ты




***

Ты что хочешь делай - только пой.
Над тобой дрожит небесный купол.
Жизнь играет, как играют в кукол,
равно и со мною, и с тобой.

Не бывать такому ни за что,
чтобы мы ее переиграли.
Даже с тем, что сами выбирали,
вышло совершенное не то.

Но когда твой голос напролом
в сердце обреченное ворвется,
ничего судьбе не остается:
все - твое, и воля бьет крылом.

И - что хочешь, только вновь и вновь
рви с меня оковы, даже с кровью.
Пусть не это мы зовем любовью,
это нам зачтется за любовь.




***

Он видит, что лето жестоко: пощады не жди.
И беды крепчают, как в чайнике черный настой.
До осени, Боже, тихонько его проводи,
до ласковой осени, смерти ее золотой.

Ничто перед нею спокойствие Фив и Микен.
Ничто перед нею смиренных погостов покой.
И станет собой, кто был целое лето никем,
и близкое небо рассеянно тронет рукой.

И будет ему не по вере его - по любви,
поскольку любовь драгоценнее прочих заслуг.
И неба не выпустит он из немеющих рук.
И к осени Ты, как к служенью, его призови.


|


© Copyright Alexander Sokovnin e-mail: novoslovo@list.ru

Hosted by uCoz